IX областная конференция учащихся

«Под знаком Пушкина»

Реферат

История дуэли А.С. Пушкина

по последним публикациям

(конец XX – нач. XXI в)

Совсем недавно наткнулась в интернете на небольшую статью. Смысл её был в том, что обычных людей на улице просили пройти небольшой тест. Проводящий опрос зачитывал фразу, а прохожий должен был максимально быстро ответить, какая самая первая ассоциация всплыла в его голове. Одной из таких фраз была: «Поэт и писатель», - 87% опрошенных назвали Пушкина. Действительно, существуют такие люди, чьим именем можно охарактеризовать какое-то понятие, а иногда и целую эпоху. Пушкин – один из таких людей. Совсем недавно во всём литературном мире был траурный день – 175 лет со дня смерти поэта. Говорить о том, что он был великим человек, что его кончина была безвременна и что если бы не она, до каких высот смог бы поднять русскую поэзию, не имеет смысла. Много об этом было написано, ещё столько же напишут, но этим исхода не изменишь: Пушкина нет, и его не вернёшь. Но русская душа никогда не смирится с такой потерей, никогда не пропадёт желание узнать о каждой минуте жизни этого величайшего человека, никогда не надоест мечтать: а что было бы, если бы он был жив? Возможно его смерти можно было избежать? Так почему же его никто не остановил? Кто довёл его до этой дуэли? Существует много мнений на этот счёт, но я постараюсь разобраться в наиболее значимыми из них.

Пушкин в 1836

Мы знаем, что в конце января — начале февраля 1836 г. Пушкин находился в особенно тревожном состоянии. В книге «Пушкин в 1836 году. Предыстория последней дуэли» Стелла Лазаревна Абрамович рассказывает о безысходном состоянии поэта в то время.

Противостояние поэта и царя, длившееся уже целое десятилетие, в 1834–1835 гг. приобрело особую напряженность. Усилился нажим власти на поэта.

Полицейский сыск приобрел в это время столь откровенные и циничные формы, что поэту стало известно и о перлюстрации его переписки, и о том, что его письма к жене препровождаются для прочтения к царю. Усилились и цензурные притеснения: новый министр просвещения Уваров, стремясь подчинить поэта общей цензуре, фактически свел на нет привилегии, которыми Пушкин пользовался с 1826 г.

Все чаще Пушкин оказывался в ситуациях, глубоко оскорбительных для него. Его достоинство поэта и даже неприкосновенность его частной жизни были под угрозой.

Все это породило поистине трагическую коллизию. Пушкин чувствовал, что ему необходимо уехать из столицы и уединиться в деревне. Казалось, только так он может отстоять свою личную независимость и наладить свои материальные дела. Однако разрыв с Петербургом был чреват для поэта слишком серьезными потерями. Его положение главы русской культуры, его исторические изыскания, издательские дела и многообразные литературные контакты требовали постоянного присутствия в столице.

Пушкин чувствовал, что обстоятельства подчиняют его себе, и это было для него невыносимым.

Воспользовались моментом и литературные враги поэта. Один за одним следовали цензурные ограничения, на поэта накатывались волны восхищений, осуждений, обожаний, сплетен и мстительности. Обожанию одних прямо соответствовала ненависть других. А среди этих других были и министр С.С. Уваров и салон М.Д. Нессельроде.

В эти же дни до Пушкина стали доходить отголоски пересудов на его счет. Поэт ощутил сгущавшуюся вокруг него атмосферу травли.

Ни друзья, ни родственники поэта не понимали до конца, насколько затруднительно его положение.

Пушкин был настолько истерзан всем этим, что в письме к отцу написал с необычной для него откровенностью: «Я не в состоянии содержать всех; я сам в очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленной семьей, содержу ее своим трудом и не смею заглядывать в будущее».

Плюс ко всему прочему, по Петербургу поползли слухи о весьма романтичных отношениях жены Пушкина Натальи Николаевны и молодого барона Жоржа Дантеса.

Развратная парочка

Что можно сказать о Дантесе? Молодой француз, находящийся под опекой дипломата Геккрена и приехавший в Россию «на ловлю счастья и чинов». О профессиональных и личных качествах Геккерена его соотечественники отзывался так: «В дипломатических кругах сильно боялись его языка и, хотя недолюбливали, но кланялись ему, опасаясь от него злого словца».
Наши соотечественники высказывались откровеннее: «Геккерен был человек злой, эгоист, которому все средства казались позволительными для достижения своей цели...» (Н.М.Смирнов).

О взаимоотношениях между Геккереном и Дантесом существуют весьма интересные догадки.«Старик барон Геккерн, — свидетельствует, не единственный, современник, — был известен своим распутством, он окружал себя молодыми людьми наглого разврата». Это открывает кое-что в истории усыновления Дантеса Геккерном: Пушкин недаром называет его «так называемым сыном», а Серена Витале пишет: «Чувство Геккерна к Дантесу можно выразить и французским словом paternage — свойственное всем гомосексуалистам желание быть отцом».

Но несмотря на этот факт, многим петербуржцам из высшего света Дантес приглянулся.

Кавалергарды «николаевской» поры прониклись симпатией к Дантесу. Его однополчанин князь А.В.Трубецкой характеризовал его следующим образом: «Он был статен, красив... остроумен, жив. Отличный товарищ». Добавляли «какую-то врожденную способность нравиться всем с первого взгляда...» Впрочем, на других современников он производил «неприятное впечатление своим ломанием и самонадеянностью»; Пушкин говорил, что Дантес «хорош, но рот у него, хотя и красивый, но чрезвычайно неприятный, и улыбка мне совсем не нравится». Другие обращали внимание на ничего не выражающие «стеклянные глаза» Дантеса. «Человек расчетливый и сухой до крайности» — по определению Н. Раевского. «Человек практический», приехавший в Россию «сделать карьеру», — по характеристике П. П. Вяземского.

Большим плюсом в характеристике Дантеса служит публикация его писем в книге исследовательницы и переводчицы русской литературы профессора Серены Витале «Пуговица Пушкина». Лучшего доказательства не придумаешь. Все, что в них есть, это злорадные сплетни, мелочные расчеты, холодные карьерные заботы. К тому же человека малограмотного. Перевод писем на русский, — сообщают издатели — затруднен, так как язык оригинала «сбивчив, подчас бессвязен и далек от литературной грамотности».

И вдруг со стороны такого человека, такого «пустого сердца» — порыв страсти, увлечение, безумная любовь, о которой сейчас уверенно и постоянно пишут в книгах и статьях. Все это легенда — запущенная тогда, живущая сейчас и получившая новую силу после опубликованных писем Дантеса.

Письма Дантеса Геккерену — это письма любовника. И вот Дантес сообщает Геккерену о своей влюбленности: «…я безумно влюблен! Да, безумно потому что совершенно потерял голову. Я не назову тебе ее, ведь письмо может пропасть, но вспомни самое прелестное создание в Петербурге, и ты узнаешь имя; самое же ужасное в моем положении, что она тоже любит меня, однако встречаться мы не можем, и до сих пор это невозможно, так как муж возмутительно ревнив <…> Господом заклинаю, никому ни слова, никаких распросов, за кем я ухаживаю. Любить друг друга и не иметь иной возможности признаться в этом, кроме как между двумя ритурнелями контрданса, ужасно». Все в этом отдающем убогой литературщиной письме — ложь.

Геккерн же, по-видимому, вел двойную игру: выполнял поручение своего приемного сына, который сделал его своим конфидентом, и в то же время с тайным злорадством заставлял краснеть и трепетать от его намеков женщину, которую он ненавидел.

Наталья Николаевна.

Пушкин женился на одной из самых замечательных женщин России. Сейчас уже ясно доказано, что она получила и хорошее по меркам того времени образование, и занималась делами мужа, и оказалась заботливой матерью: четверо детей за шесть лет брака! Наталья Николаевна была человеком глубочайшей религиозности. Часто тяготилась и светскими обязанностями.

По всему этому видно, что вопреки тревожным ожиданиям поэта перед женитьбой, семейная жизнь сложилась на редкость счастливо. «Я женат и счастлив», - пишет поэт при начале такой жизни. «Мы хорошо сделали, что женились», - пишет он ближайшему другу в самом, как оказалось, её конце.

Из опубликованных позднее писем, мы видим, что Наталья Николаевна была очень заботливой женой. Летом 1836 года она просит брата о помощи: « Ты знаешь, что пока я могла обойтись без помощи из дома, я это делала, но сейчас моё положение таково, что я считаю даже своим долгом помочь моему мужу в том затруднительном положении, в котором он находится: не справедливо, чтобы вся тяжесть содержания моей большой семьи падала на него одного.»

Если раньше все винили именно Наталью Николаевну в смерти поэта, считая её недалёкой и взбалмошной, то в свете открытия новых подробностей переписки её с отцом и братом, большинство критиков приняли сторону Пушкина, который на протяжении всей своей жизни считал свою Ташеньку ангелом во плоти.

Григорий Григорьевич Пушкин, правнук Александра Сергеевеча говорил: «многие представляли Натали кокеткой, вертушкой, допускающей ухаживания других мужчин и даже изменяющей мужу. Да когда ей было этим заниматься, если за шесть лет жизни с Пушкиным у неё родилось четверо детей? Когда ей было флиртовать и изменять? В жизни Наталья Николаевна была заботливейшая мать и жена. Семья стала смыслом её жизни. И Пушкин обрёл с ней счастье. Недаром он писал жене: «Я должен был на тебе жениться, потому что всю свою жизнь был бы без тебя несчастлив».

Сам же Пушкин писал, что у неё пречуткое сердце и что душу её он любит ещё больше, чем её прекрасное лицо, а после преддуэльных событий стал относиться к ней ещё нежнее. Я поверю Пушкину.

Из всех светских дам Дантес отметил Н.Н.Пушкину и «безумно влюбился» в неё. В том, что Дантес был влюблен в Наталью Николаевну, не было повода для сенсации. Она была окружена романтическим поклонением, вызванным не только ее красотой, но и обаянием имени, которое она носила.

Для всех, кто входил в дружеский круг, страсть Дантеса давно перестала быть тайной. Но вряд ли это тогда вызывало у кого-нибудь тревогу. К влюбленности молодого француза относились скорее как к безнадежному обожанию.

Ни у родных Пушкина, ни у его друзей ухаживание Дантеса в это время не вызывало никаких дурных предчувствий или серьезных опасений.

Все, включая мужа, знали об этих ухаживаниях. Более того, Дантес не только не скрывал, а всячески демонстрировал везде свою якобы тайную страсть, стремясь выделиться на фоне общего поклонения и обратить внимание на свое якобы особое положение.

Роман с видной представительницей света обычно входил тогда в джентльменский набор молодого льва. А здесь — первая леди страны, петербургская легенда, жена Пушкина. Для «сухого до крайности» и «расчетливого» Дантеса и это входило в расчет при «ловле счастья и чинов» и было бы редким везеньем и удачей. В то же время это и способ подогреть ревнивого отъехавшего любовника. В то же время важно не переиграть: ведь он содержанка «старика». И отсюда постоянные нежности. «До свиданья дорогой друг, будь снисходителен к моей новой страсти, потому что тебя я также люблю от всего сердца».

Исследователь Сергей Макеев в своём труде «Как убивали Пушкина» указывает на вспыхнувшую между Дантесом и Пушкиной страсть. «Из писем Дантеса мы узнаем, что он увлекся Натальей Николаевной Пушкиной, влюбленность переросла в глубокое искреннее чувство. Наталья Николаевна отвечала взаимностью. Нет ничего странного в том, что первый красавец и первая красавица полюбили друг друга. Они были ровесниками (обоим по 23 года), оба никогда до того по-настоящему не любили. Выходя замуж за Пушкина, Наталья Николаевна уважала его как поэта и как личность, но не любила, и сам Пушкин это сознавал, надеялся со временем внушить ей и любовь. Однако в отношении интимной связи Наталья Николаевна была непреклонна – даже влюбленный, но испорченный Дантес оказался тронут ее чистотой. Вообще говоря, чувства обоих возлюбленных до этих пор вызывают сочувствие и уважение.
Пожалуй, странным было то, что Дантес так искренне полюбил. Но тут мы еще раз можем оценить прекрасный облик Натальи Николаевны, способный вызвать высокие чувства даже в низкой душе.»
Совсем иную точку зрения высказывает Н.Н.Скатов.. «Жена оказалась верной и любящей женой и осталась такой же вдовой: во второй раз выйдет замуж не через быстрых два года, как завещал Пушкин, а через долгих семь лет: да и здесь все решит отношение к пушкинским детям и забота о них. И здесь прибавится трое детей. Так что святое и чистое материнство, Мадонну Пушкин точно усмотрел в Гончаровой еще почти девочке».

1836. С. Абрамович развенчивает миф о длительной и постоянной страсти, которую Дантес якобы испытывал к Наталье Николаевне. Начало его увлечения датируется январем г.; затем идут настойчивые преследования и признания, отклоняемые женой поэта, — август г., переход кавалергардов на квартиры в Новой Деревне, ухаживание Дантеса превращается в настоящее преследование молодой женщины — в интриге принимает активное участие приемный отец Дантеса, голландский посланник Геккерн. В свете пошли толки о взаимности чувств Натали к Дантесу. Это становилось опасно и для ее семейного мира, и для ее репутации. По всей видимости, Наталья Николаевна попыталась как-то изменить создавшуюся ситуацию

2 ноября 1836 г. на квартире Идалии Полетики Наталья Николаевна, попав в западню, дает решительный отпор домогательствам Дантеса.

Вот что рассказала В. Ф. Вяземская: «Мадам N по настоянию Геккерна пригласила Пушкину к себе, а сама уехала из дому. Пушкина осталась с глазу на глаз с Жоржем Геккерном, тот вынул пистолет и грозил застрелиться, если она не отдаст ему себя. Пушкина не знала, куда ей деваться от его настояний; она ломала себе руки и стала говорить как можно громче. По счастью, ничего не подозревавшая дочь хозяйки дома явилась в комнату, и гостья бросилась к ней».

Известный экономист академик Н.Я.Петраков в книге «Последняя игра Александра Пушкина» по-своему трактует это событие. На квартире Полетики было свидание Натальи Николаевны с царем, а не с Дантесом. Тем более что Идалия Полетика была одной из «квартир-дам» Николая I, обеспечивавших его интимные свидания,

Под окнами квартиры Идалии Полетики, где состоялось «роковое» свидание Натальи Николаевны с якобы Дантесом, прогуливался П.Ланской, охраняя эту встречу от посторонних глаз. «Зная, что впоследствии Наталья Николаевна вышла за Ланского и что царь накануне их брака осыпал его милостями и деньгами и сделал командиром полка, над которым шефствовал сам император; а также зная, что царь заказал придворному живописцу Гау ее портрет, что по его распоряжению – беспрецедентный случай! – портрет Пушкиной поместили в полковом альбоме, что и в медальоне на умершем царе обнаружили ее изображение, и т.д и т.п, .- зная все это, немудрено сделать вывод, что брак с Ланским был прикрытием ее отношений с императором.»

Но, как очень точно отметила в своих записках графиня Фикельмон, «большой свет видел все». Действительно, в петербургском обществе все знали, что отношения государя с H. H. Пушкиной не выходят за рамки самого строгого этикета. Несколько комплиментов, сказанных в большой зале или во время торжественного приема, приглашение на танец в Аничковом дворце — вот все, чем ограничивались знаки внимания царя к жене поэта, хотя и было известно, что он к ней весьма расположен. А в 1836 г. обстоятельства сложились так, что H. H. Пушкина вообще ни разу не виделась с царем с марта, когда она перестала выезжать, и вплоть до первого бала нового зимнего сезона, состоявшегося 15 ноября в Аничковом дворце. И это тоже знали все.

Репутация жены поэта была безупречной до тех пор, пока осенью 1836 г. не начались разговоры о назойливом ухаживании за ней Дантеса.

Становится очевидным, что жена поэта оказалась жертвой низкой интриги. Оскорбительные предложения посланника, обращенные к ней; подстроенное при содействии Полетики свидание; последовавшие затем анонимные письма — все это, по-видимому, звенья одной цепи. После того как H. H. Пушкина попыталась положить конец домогательствам Дантеса, им были пущены в ход все средства, в том числе и самые недостойные. Унизить и растоптать её для того, чтобы превратить в посмешище его: сделать рогоносцем и ославить. «Адские сети, адские козни!», — скажет обо всем этом позднее Вяземский.

Первый вызов.

Конечно, эти два человека — иностранный дипломат и молодой авантюрист, проживший лишь три года в России, — сами не смогли бы направить общее мнение высшего света в нужное им русло. Враждебные Пушкину слухи, бросающие тень на его семейную жизнь и репутацию его жены, были санкционированы в тех влиятельных петербургских салонах, которые направляли и определяли мнение света. Враги поэта, не решавшиеся открыто выступить против него, воспользовались представившимся случаем, чтобы нанести ему удары из-за угла. Друзья Пушкина впоследствии называли их имена — имена министра Уварова, графа Бенкендорфа, княгини Белосельской, графини Нессельроде, Трубецких.

4 ноября 1836 Пушкин и некоторые из его знакомых получают анонимный пасквиль.

"Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий Капитул, под председательством высокопочтенного Великого Магистра Ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина заместителем великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена.

Непременный секретарь граф И. Борх"

Весь расчет делался на то, что в сущности под угрозой пистолета происходит «падение» жены Пушкина и тогда документ-письмо не остается клеветническим наветом, а приобретает неотразимо правдивый характер.

Происходит объяснение с Натальей Николаевной. Скрывать далее правду было невозможно, и Наталья Николаевна рассказала мужу обо всем, что происходило в последние дни. Только тогда Пушкин узнал о тех преследованиях, которым она подверглась. Зная ее, Пушкин поверил ей безусловно. Он стал ее защитником, а не обвинителем

Пушкин занялся розысками и очень скоро пришел к заключению, что интрига с анонимными письмами организована Геккернами.

С. Абрамович отмечает: «Разительное сходство перечня имен постоянных посетителей карамзинского салона со списком лиц, получивших анонимные письма, бросается в глаза. Такое совпадение не может быть случайным.»

Известно, что в пушкинском кругу в связи с анонимными письмами было названо два имени — И. С. Гагарина и П. В. Долгорукова.

Отметим, кстати, что Пушкина непосредственный исполнитель этого грязного дела не интересовал. Убедившись, что Геккерны были организаторами интриги, Пушкин не доискивался до остальных подробностей.

Он жаждал отмщения, а вина Дантеса не вызывала сомнений. Вот почему он в тот же день направил вызов на его имя.

Этот вызов стал для Геккеренов настоящим ударом.

Сергей Макеев даёт следующее объяснение: «Семейство Геккеренов не ожидало вызова. Ведь пасквиль, к которому они имели прямое или косвенное отношение, намекал на связь Натальи Николаевны не с Дантесом, а с самим Николаем I. С кем же стреляться в таком случае прикажете? Расчет был, видимо, на то, что Пушкин не станет поднимать шума, а просто уедет и увезет жену в деревню (так поступил бы всякий благоразумный человек, кстати, так советовали некоторые друзья). Для Дантеса это было бы хорошо – вот тебе, Натали, за несговорчивость! А для Геккерена еще лучше – с глаз долой, из сердца вон и – приди, сынок, в мои объятья!»

А академик Н.Я.Петраков делает сенсационное заявление, дающее, по его мнению, ответ на вопрос: кому было выгодно появление такого «диплома», давшего поэту возможность выступить «в защиту чести и достоинства»?

«На самом деле Пушкин уже знал, что пришла пора умереть – но по другой причине. Его болезнь грозила ему маразмом, если не сумасшествием, ее симптомы ежечасно напоминали о приближении этого жуткого рубежа и о необходимости быстрейшего ухода из жизни. . Я полагаю, что именно это стало причиной смертельных условий поединка. Ведь если бы речь шла только о защите чести и достоинства, Пушкину было бы достаточно дуэли без тяжких последствий, самого ее факта, поскольку минимальным наказанием за любую дуэль была бы ссылка, а в ссылку, как вы и полагаете, он рассчитывал уехать с семьей. Но ему надо было уходить, и в такой ситуации он решил хлопнуть дверью». Выгодно было появление такого «диплома» только Пушкину и написать его мог только сам Пушкин. Таким образом, друзьям дано понять, что Пушкин оскорблен отнюдь не ухаживаниями Дантеса, достигнута цель сохранения письма, его ограниченного распространения и минимальной утечки информации о его содержании в обществе. То есть: о письме все слышали, о нем говорят, но содержания его толком никто не знает; не письма явились катализатором вызова на дуэль, а наоборот, решение «разделаться» «случайно» совпало с получением письма!

Как бы то ни было, вызов поэта, о котором барон Геккерн узнал первым, оказался для них обоих непредвиденным ударом. Он все рассчитал заранее и почувствовал, что под угрозой находится самое его пребывание в России. Потеря такого дипломатического поста, кроме всего прочего, нанесла бы ему и очень существенный материальный урон. И, конечно же, Геккерн испугался за Жоржа.. Спасение было в одном: нужно было во что бы то ни стало предотвратить поединок.

Геккерн-старший проявил чудеса дипломатической изворотливости, и ему удалось найти выход из положения. Женитьба на Екатерине Гончаровой спасала все. Она позволяла Дантесу избежать дуэли, не будучи обесчещенным в глазах общества.

Теперь обнажилась вся низость интриги, затеянной Геккернами против его жены. Оказывается, достаточно было пригрозить Дантесу поединком, чтобы он отрекся от своей «великой любви». Неудивительно, что попытки Жуковского убедить Пушкина в том, что Дантес давно влюблен в Екатерину, привели поэта в бешенство.

Уверившись в низости и вероломстве своих противников, Пушкин решил не полагаться только на игру случая. «Дуэли мне уже недостаточно…», — заявил он. Прямо бросить в лицо своим врагам бесчестящие их обвинения — вот в чем, очевидно, и состоял его план мести. Он делал ставку на самое надежное оружие — свое перо.

Видимо, на анонимный пасквиль Пушкин собирался ответить открытым письмом, которое должно было в списках распространиться в обществе. Возможно, уже тогда возникла мысль о двух письмах: к непосредственному виновнику и к правительству, что, конечно, привело бы к громкому публичному скандалу.

Пушкин говорил другу Вяземскому, что ему «недостаточно уверенности своей собственной, своих друзей и известного кружка, что он принадлежит всей стране и желает, чтобы имя его оставалось незапятнанным везде, где его знают».

23 ноября состоялась аудиенция с императором Николаем. Известно о ней немного. Царь взял с Пушкина обещание: не драться ни под каким предлогом, но если история возобновится, обратиться к нему. Значит, Николай I заверил Пушкина, что он лично вмешается в его дело. Но не вмешался…

Январь 1837 г.

• последние январские дни слухи о Пушкине и его жене обрастают самыми оскорбительными подробностями. Буквально через несколько дней после свадьбы Дантес на глазах всего петербургского общества вновь стал назойливо преследовать H. H. Пушкину. «Молодой Геккерн, — писал Вяземский, — продолжал, в присутствии своей жены, подчеркивать свою страсть к г-же Пушкиной. Городские сплетни возобновились, и оскорбительное внимание общества обратилось с удвоенной силой на действующих лиц драмы, происходящей на его глазах. Положение Пушкина сделалось еще мучительнее, он стал озабоченным, взволнованным, на него тяжело было смотреть».

В петербургском обществе образовались две партии: одна за Пушкина, другая за Дантеса и Геккерна. Партии эти, действуя враждебно друг против друга, одинаково преследовали

поэта, не давая ему покоя. Великосветское общество приняло сторону Дантеса против Пушкина, и это предопределило исход дела. Ахматова была права, когда писала: «Дуэль произошла оттого, что геккерновская версия взяла верх над пушкинской и Пушкин увидел свою жену, т. е. себя, опозоренным в глазах света».

Графиня Фикельмон, по-видимому, очень точно охарактеризовала реакцию Пушкина на распространившуюся клевету: «Пушкин, глубоко оскорбленный, понял, что, как бы он лично ни был уверен и убежден в невинности своей жены, она была виновна в глазах общества, в особенности того общества, которому его имя дорого и ценно. Большой свет видел все и мог считать, что само поведение Дантеса было верным доказательством невинности госпожи Пушкиной, но десяток других петербургских кругов, гораздо более значительных в его глазах, потому что там были его друзья, его сотрудники, и, наконец, его читатели, считали ее виновной и бросали в нее каменья».

В отношении царя к Пушкину лишь с наибольшей очевидностью выявляются приметы той общественной атмосферы, которая привела к гибели поэта. Зная все дело, Николай I остался в роли наблюдателя. «Давно уже дуэли ожидать было должно от их неловкого положения», — сказал он в феврале. Можно думать, что если бы посланнику через Нессельроде или Бенкендорфа было передано, что государь выразил неудовольствие поведением Дантеса, это заставило бы Геккерна, столь дорожившего своей карьерой в России, принять необходимые меры. Но этого не было сделано.

Дуэль.

Считается, что поводом к дуэли послужила казарменная острота Дантеса, сказанная им Наталье Николаевне 23 января на балу у гр. Воронцовой и услышанная многими: «Je sais maintenant que votre corps est plus beau que celui de ma femme» («Теперь я знаю, что Ваше тело красивее, чем тело моей жены»). Дело в том, что у Екатерины Николаевны, ставшей женой Дантеса 13 дней назад, и у ее родной сестры, Натальи Николаевны Пушкиной, был один и тот же мозольный оператор, а по-французски слова «cor» («мозоль») и «corp» («тело») звучат совершенно одинаково

26 января Пушкин отослал по городской почте письмо на имя барона Геккерна, столь оскорбительное, что его враги не могли уклониться от поединка.

«… я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.

Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична….Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына;

…Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой и — еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто трус и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь»

Однако уничижительное письмо Пушкин послал не оскорбителю, а его приемному отцу. Почему? Потому что он считал, что Дантес достаточно наказан, женившись на нелюбимой им Екатерине. А во-вторых, потому что считал Геккерена главным своим обидчиком и автором анонимных писем. Геккерен не мог принять вызов по причине своего дипломатического статуса и в силу возраста. Стреляться с поэтом должен был Дантес.

Секундантом Пушкина был его лицейский товарищ подполковник К. К. Данзас, секундантом Дантеса — сотрудник французского посольства виконт д’Аршиак. Условия дуэли, по настоянию Пушкина, были смертельными и не оставляли шанса уцелеть обоим противникам

УСЛОВИЯ ДУЭЛИ МЕЖДУ г. ПУШКИНЫМ

И г. БАРОНОМ ЖОРЖЕМ ГЕККЕРНОМ

1. Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга, за пять шагов назад от двух барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

2. Противники, вооруженные пистолетами, по данному сигналу, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут пустить в дело свое оружие.

3. Сверх того принимается, что после первого выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же расстоянии.

4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то если не будет результата, поединок возобновляется на прежних условиях: противники ставятся на то же расстояние в двадцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.

5. Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.

6. Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своею честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Константин Данзас,

инженер-подполковник.

Виконт Д. Аршиак,

атташе французского посольства. (фр.)

• была назначена на 4 часа дня 27 января. В 10 часов он получает записку от виконта ДАришака, секунданта Дантеса, который предлагал Пушкину прислать секунданта для переговоров. Но Пушкин не хотел вмешивать друзей: участие в дуэли каралось ссылкой. В начале 12 он увидел в окно Константина Данзаса, лицейского друга. Его он и решил сделать своим секундантом. В 3 часа он встретился с Данзасом в кондитерской Вольфа на углу Мойки и Невского. Отправились в путь, встретили Наталью Николаевну. Но жена поэта была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону.

Место дуэли находилось в пригороде Петербурга, близ Комендантской дачи. Секунданты нашли небольшой лес, обнесенный забором. Снег был по колено. В снегу вытоптали площадку и тропинку в 20 шагов. Барьеры обозначили шинелями. Дул сильный ветер, было холодно. Данзас подал сигнал. Пушкин первым подошел к барьеру. Дантес выстрелил первым. Пушкин упал. Секунданты бросились к нему, но он остановил их словами: «У меня еще достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел…» Полулежа, он стал целиться. Выстрелил. Пуля пробила Дантесу руку, попала в пуговицу и контузила его. Пушкин, увидев, что Дантес упал, крикнул: «Браво!»

Раненый Пушкин был повезён с места дуэли на санях извозчика; а у Комендантской дачи пересажен в карету, которую послал старший Геккерен.

В квартире на Мойке собрались друзья поэта: Жуковский, Вяземский, Даль и другие. В первую ночь дежурил Данзас. Лейб-медик Арендт нашел рану поэта смертельной. С утра, 28 января, по городу разнеслась весть, что Пушкин умирает. Около дома – толпа народа. Жуковский на дверях дома вывешивал короткие записки о состоянии больного. Последняя записка гласила: «Больной находится в опасном положении» Пушкин просит Арендта: «Просите за Данзаса. Он мне брат. Как жаль, что нет со мной Пущина и Малиновского. Мне бы легче было умирать». Пушкин позвал к себе жену, простился с детьми. Когда доктор спросил его кого из друзей он хотел бы видеть, он ответил, обращаясь к книгам: «Прощайте, друзья!»

«Жизнь кончена. Тяжело дышать. Давит»,- были последние его слова.

29 января 1837 года в 2 часа 45 минут дыхание его остановилось. В эту минуту Жуковский остановил часы поэта. В гроб Пушкина положили в обычном сюртуке (а не в мундире камер – юнкера). Два дня к нему шли и шли люди. Художники рисовали его лик (Мокрицкий, профессор Бруни). Жуковский пригласил из Академии Художеств известного скульптора Гальберга и попросил снять маску с лица поэта. За 2 дня в квартире Пушкина побывало около 50 тысяч человек. В газете появился некролог Владимира Федоровича Одоевского: «Солнце нашей поэзии закатилось…» Редактор этой газеты получил выговор от министра просвещения Уварова за этот некролог. Жуковский получил распоряжение опечатать кабинет Пушкина. Царь распорядился перенести гроб с телом Пушкина в придворную церковь Конюшенного ведомства. А по Петербургу уже разносились стихи Лермонтова: «Погиб поэт, невольник чести..»

Кто виноват?

Вызов на дуэль оказался для Пушкина единственным в этот момент мужественным выходом, общественно значимым актом: защитой его человеческого и национального достоинства как главного представителя России. Ревности не было и вера в невиновность жены была. Тем не менее поэт отвечал, как сообщает П. А. Вяземский великому князю Михаилу Павловичу, что ему этого недовольно, «что он принадлежит России и хочет, чтобы его имя осталось незапятнанным везде, где его знают».

Кто убил Пушкина, то есть кто стрелял в него и смертельно ранил – известно. Но кто виноват в его гибели? На этот вопрос давали разные ответы: самодержавие, холодный высший свет, авторы анонимного пасквиля, жена, сам поэт с его ревностью и прочими недостатками…

Так, С. Макеев отмечает: «Дантесу принадлежит второе место. А главный виновник – руководитель заговора Геккерен. Эту уверенность Пушкина подтвердил впоследствии и военный суд: «Министр (т.е. Геккерен), будучи вхож в дом Пушкина, старался склонить жену его к любовным интригам с своим сыном», а также «он поселял в публике дурное о Пушкине и жене его мнение…» Третье место, таким образом, занимает Екатерина Гончарова-Геккерен, притом что Пушкин не знал всех ее проделок. …Кроме того, были, пользуясь юридическим термином, непреодолимые обстоятельства: это некоторые черты характера Пушкина и красота его жены.»

С. Абрамович пишет: «Совершилось злодеяние банальное, привычное: было проявлено традиционное для российского самодержавия неуважение к таланту. Жизнью гения пренебрегли. Никакого «адского» злодейства царь не совершил: наивно приписывать ему некие тайные козни и заранее разработанные планы, направленные на то, чтобы погубить Пушкина. Николай I не давал себе труда быть интриганом, он был слишком самодержцем, чтобы испытывать в этом потребность. Царь не вел тайных разговоров с Дантесом и не приказывал ему жениться, чтобы «столкнуть» поэта и кавалергарда. Бенкендорф не посылал жандармов в другую сторону (это явно недостоверная легенда).»

Н.Н. Скатов прямо обвиняет общество: «В 1836–1837 годах была проведена одна из самых гнусных операций, подобных тем, что в наше время получили название черного пиара. Жертвой пал Пушкин — человек, ставший чуть ли не синонимом целой России уже тогда, и сам мерявший себя именно этой мерой: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой».

Денйствительно, в 1837 году умер не просто муж, защищающий честь своей жены; погиб величайший поэт России. И странными кажутся попытки увидеть в трагедии Пушкина только семейную драму с молодой женой, красавцем –любовником и ревнивым мужем, как это прослеживается в книгах С. Витале.

И уж совсем удивительной кажется мысль Юрия Дружникова, высказанная им в книге “Смерть изгоя”: поэт был психически нездоров, он исчерпал себя, и дуэль с Дантесом была простым способом исполнения приговора, который вынес Пушкин себе сам. «Поэзия отодвинулась, оставив его в житейской смуте. Самоубийство стало активной защитой, протестом, демонстрацией его независимости. Он решил сам управиться со смертью… То был единственный и последний шаг к полной свободе”.

Нет, Пушкиным двигало желание защитить своё человеческое достоинство, честь своей жены, свою честь, право самому определять законы своего существования, а не подчиняться ни требованиям света, ни желаниям Зимнего дворца. В том и подвиг Пушкина: он вышел один против подлости, зная, что погибнет.
Никогда русское сердце не примирится с ужасной смертью Пушкина, никогда не иссякнут слезы оплакивающих его, никогда не исчезнет желание узнать и осмыслить каждую подробность его жизни в тот последний год. Сколько бы ни говорили и ни писали о том, что Пушкин в своих последних произведениях, письмах, разговорах стремился, осознанно или невольно, подытожить свой жизненный и творческий путь (для этого есть, казалось бы, самые веские основания — «Памятник»), все же не обманывающее народное

ощущение иное — он погиб безвременно и неожиданно, он должен был жить и творить.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.

1. Абрамович С.Л. Пушкин в 1836 году. (Предыстория последней дуэли). / С.Л. Абрамович. Л., Наука, 1984.

2. Витале С. Пуговица Пушкина./ Калининград, Янтарный сказ, 2001

3. Последний год жизни Пушкина. / Сост., вступ. очерки и примеч. В.В. Кунина. – М., Правда, 1990.

4. Скатов Н.Н. Русский гений./ М., Современник, 1987

5. Макеев С. «Как убивали Пушкина». – «Совершенно секретно», №№ 2, 3, 2005.

6. Петраков Н. Последняя игра Александра Пушкина. М., 2003